… лет 10 назад:
В мой малюсенький город детства я приехал рано утром в субботу. Приехал с конкретной целью – помочь родственникам посадить картошку. Всю субботу проработали в огороде. Под вечер я погулял по улицам, вышел к реке, долго сидел на берегу, смотрел на воду. Вода стояла еще высоко. Раньше, давно-давно, по реке сплавляли древесину молевым (т. е. как попало) способом. Практически постоянно летом, конечно, по реке плыли бревна - сплав. Для купающихся и рыбаков то были неудобства, а для нас, пацанов, никаких проблем не существовало: лихо перебежать по сплаву на др. берег, например, - раз плюнуть. Все мое детство пронеслось у этой реки. Давно уж, как перестали сплавлять. Вода стала чище, и рыбы стало, говорят, больше.
В воскресенье с утра пошел дождь. Тихий, мелкий и похожий на затяжной. Потом в небесах несколько раз громыхнуло, а часам к десяти все развеяло. В огороде работать –полная безнадега, до обеда по крайней мере, и родственники засобирались на базар. Я увязался за ними, но не имея никакой конкретной цели что-либо купить, отбился от основной группы еще на подходе. Случайно зашел в хозяйственный магазин, что позади сгоревшей двухэтажки, просто поглазеть. Стоял у прилавка, бессмысленно разглядывал какую-посуду на полках, когда неожиданно на левой руке зачесался старый-престарый шрам. Шрам искусственного происхождения и такой «древний», что почти незаметен, я про него давно и думать забыл – не беспокоит, а тут он вдруг начал зудеть, и очень сильно. Явно, не с проста. Краем глаза увидел , как к прилавку слева от меня подошла женщина, остановилась, разглядывая те же, что и я, полки. Что-то неуловимо знакомое в профиле - сердце ёкнуло. Видимо почувствовав мой интерес, она , все еще глядя на полки, стала медленно поворачивать голову в мою сторону. Сердце мое подпрыгнуло так, что ударилось об макушку. А когда наши глаза встретились, сердце трепыхалось уже где-то в пятках. Карие глаза почти не изменились, ну, может немного потухли, не блестели, как раньше. Сначала в них промелькнуло удивление, потом вспыхнул вопрос. По тонким губам пробежала тень улыбки, уголки губ , как и давно-давно, потянулись вверх, и память оглушила меня, окатив горячей волной, заставив вздрогнуть, замереть…
… Я вспомнил далекую- далёкую весну:
«А ты умеешь целоваться?» - шепотом спросила девочка и ,на всякий случай, оглянулась.
«Хы. Конечно. Умею.» - безответственная, наглая ложь, но не признаваться ж...девочке...
Девочка закрыла глаза и положила руки мальчику на плечи. Безумно красивый кончик ее остренького носика был неожиданно холодным, а щеки вспыхнули. Тонкие девочкины губы были горячими и сухими. Она вздрогнула, но не отстранилась.
«Теперь я» - шепнули ее губы. Уже влажные, они жгли, как огонь. Руки обвили шею. Теперь вздрогнул мальчик, покачнулся и «поплыл» - кровь ударила в голову.
« Ты чего?.. Ты же говорил, что умеешь… хи-хи...»
… … Я вспомнил неблизкое лето :
«А ну, догони!». Девушка в розовом купальнике вихрем летит по узенькой тропинке на краю крутого берега. Загорелая, стремительная. Ветер треплет смоль распущенных волос.
«Куда ты?» - он, обгоняя её.
«Смотри, на той стороне реки на песках никого. Давай переплывем, пока сплава нет. Ага?».
«Ага! Давай» - крикнул уже в воздухе, прыгнув под берег к воде..
«Но …э-э-э... я не очень хорошо плаваю. Поможешь? Ну, если что… И сплава я боюсь…я ж не из вашего района.. не
с реки» - она смущенно оправдывается, осторожно спускаясь по склону. Невозможно оторвать глаз от её движений.
«А! Не сомневайся. Тут река неширокая, а я плаваю, как пробка.» - истинная правда. За все мое босоногое детство я тонул всего-то раза два, а уж под сплав с измальства нырял без сомнений и колебаний. А кто не нырял? Как, вообще, можно бояться сплава!? Все пацаны, кто у реки жил...и девчонки наши, но она ж не
«с реки».
Когда его ноги почувствовали дно другого берега, её острый холодный носик терся о его щеку, руки опирались на его плечи, карие глаза закрывали весь мир, мокрые губы шептали : « Любишь? Правда? Да?».
«Да...» - выдохнул он, валяясь на горячем песке.
Её рука в его руке, ее мокрые волосы щекочут его горячую щеку. Безразличные, редкие облака в синем небе ослепительно белые и неподвижные. Тишина. Далеко на станции гудок поезда. И еще два гудка.
«Да...правда...» Руки сжимаются крепче... но...
...но уже разные города,
бесконечные дороги,
поезда и самолеты точно знали : нет ни единого шанса!
За тридцать и еще сколько-то лет я забыл все: и облака, и слова, и где тот ящик, на дне которого пылится ее фотка и письма в торопливо надорванных конвертах, подписанных старательным девичьим почерком, и один конверт , подписанный моей рукой, но никем так и невскрытый. На нем по диагонали казенный смазанный фиолетовый штамп « АДРЕСАТ ВЫБЫЛ». Забыл, как было больно в начале. И про шрам почти забыл.
А, встретившись взглядом, за одно мгновение, пока уголки ее губ поднимались вверх, вспомнил все. Или почти все (где тот ящик с письмами и фотками? Жив ли?). Или это не я вспомнил, а он, шрам на левой руке, все вспомнил? Или он никогда и не забывал?
… … … Женщина все еще улыбалась, но удивление уже растворилось в глубине карих глаз. Остался только немой недоуменный вопрос : « Вот этот?! , мужик , весь седой, с облупленным носом и злобным взглядом? Неужели? Как такое может быть?». Шаг в сторону и я прошел мимо. Сквозь шлейф духов, лопатками чувствуя взгляд в спину.
«Это ты?» - не спросил я. Шрам заныл.
«Это ты?» - не спросила она. Шрам завопил.
Но больно бывает только в начале. Потом - ураган воспоминаний, бессонница и настежь распахнутые в ночной потолок до утра глаза . Но это уже не больно, хоть и надолго. А шрам… Он болит только в начале.
Предпоследний день того лета был почти осенним. Те же двое на берегу той же реки. Холодный закат. Порывистый ветер треплет малюсенький костёрчик в ямке, сдувает пепел с сигареты.
Девушка в красной болоньевой куртке. Волосы туго повязаны цветастой косынкой, стянутой вокруг хрупкой шеи. Зябко кутается, безуспешно пытается спрятать ладошки в узкие рукава.
«Ты меня помнить будешь?» - шлюпнув носом, заглядывая в его глаза.
«Да.»
«Всегда- всегда?.. А как это?»
Самодельная финка (у какого мальчишки наших времен такой не было!?) случайно соскользнула в ямку, в огнь, кончик клинка уже накалился до красноты углей, но текстолитовая рукоятка еще холодная.
Он, поймав карий взгляд :«Это ... вот так...» Тихое, короткое шипение, ветер разносит запах горелой кожи.
«Ой-ой-ой! Ты что! Зачем же я… спросила… У тебя же шрам на всю жизнь останется!»- она всплеснула руками.
«Да… Наверное…останется..»
«Больно?» Она заглядывает в его глаза , дует ему на ожог. Сквозь еле слышимый далеко на станции гудок поезда:«Сильно больно?»
«Больно только в начале…»
ЗЫ